Бондаренко Олег Ярославович
Кыргызстан, Бишкек
Родился в 1960 г. на Украине. Учился в Донецке, работал управляющим банком на Южных Курилах. В 1992 г. переехал в Бишкек, где сотрудничал с газетами и радио, был менеджером ряда частных компаний. В 2008 г. разработал и запустил проект цифровой многоязычной онлайн-библиотеки wwwliteratura.kg.
Пишет для души. Его произведения переведены на японский и французский, изданы отдельной книгой в Германии, опубликованы в толстых литературных журналах, в т.ч. «Дружба народов» (Москва). Творчество автора включено в программу Киргизско-Российского Славянского университета (КРСУ). Кроме того, занимается научным поиском, имеет работы по уровневой философии и нелинейному уровневому подходу (междисциплинарное направление, альтернативное синергетике).
Рассказы на разные темы:
1. АРБУЗНАЯ СКАЗКА
2.ЖЕНЩИНА ПЛАЧЕТ – ШАРИК УЛЕТЕЛ…
3. ИВАНИАДА
4. ОГНИ ИССЫК-КУЛЯ
5. ОГОНЁК В НОЧИ, или В ЧЁМ БЫЛ ПРАВ ЧИНГИСХАН
АРБУЗНАЯ СКАЗКА
Жил на свете человек, который не любил арбузы. Вы скажете – такого не бывает. Много вы знаете! Мир полон чудаков, и среди них попадаются арбузофобы. Вообще арбузофобия – это особая сфера девиаций, исследуемая психотерапевтами, и о ней… М-да, впрочем, мы говорим не о ней. Мы говорим о чудаке, который недолюбливал всё зелёно-полосатое в силу необъяснимых особенностей души.
Так вот. Он, как и все люди, мечтал стать богатым и знаменитым (арбузы к этому его желанию, понятное дело, отношения не имеют). И явилась к нему фея. Она подстерегла его в летний зной, на базаре, – в тот момент, когда он проходил мимо ряда с бахчевыми культурами, с авоськой в руке. Фея вынырнула из дымки, образованной раскаленным, колышущимся воздухом, – видеть пришелицу, кстати, мог только наш герой, весь прочий базарный люд был на это неспособен, – и сообщила следующее:
– Я знаю о твоём желании разбогатеть, и, поскольку ты мне симпатичен, и к тому же приходишься дальним родственникам по линии троюродной тётки шурина жены, решила устроить тебе судьбу. Ты выиграешь сказочные деньги в лотерею, на скачках, в казино, на росте акций «Газпрома» (я кладу несколько штук тебе в авоську), тебе также оставит завещание незнакомый пастор из Айовы, и, кроме того, тебе проспорит бутылку коньяка сосед Василий – сегодня же вечером. Но, понимаешь, в мире существует такая вещь, как закон сохранения энергии. Ничто не берётся из ниоткуда и не уходит в никуда! За всё нужно платить, мой милый. Поэтому подумай и скажи – от чего ты хочешь отказаться в знак признания нашего договора действительным?
– Не понял?.. – промямлил счастливый будущий миллионер.
– Ну, что ты, право… – фея, казалось, была огорчена его недогадливостью. – Откажись от какого-то существенного элемента твоей жизни – от женщин, от спиртного, от курева или просто от чего-то из еды… И тогда твоё богатство найдёт тебя! – Фея лукаво засмеялась.
– А, это… – наш герой от счастья сам стал не свой, и речь его потекла плавно, торжественно, поэтично: – А это… Ну, это самое… Блин, как сказать… Ну, это, чего жрать-то нельзя?
– Выбери сам, – твёрдо заявила фея. – Главное не то, что выберешь, а то, как ты сдержишь слово. Помни, что при нарушении взятого на себя обязательства наш договор аннулируется. Твой выбор пожизненный.
– А, типа, арбузы – если я того?.. Ну, типа, я их есть не буду? Никогда? Никогда-никогда?! – при этом человек с надеждой посмотрел на расположенные рядом бахчевые ряды, переполненные толкущимися покупателями и оттого похожие на растревоженный улей.
– Твоё слово! – улыбнулась фея. – Помни: навсегда!..
И она взмахнула волшебной палочкой и тут же исчезла в мари горячего базарного воздуха. А человек стоял, как дурак, с авоськой, набитой акциями, и его толкали тут и там прохожие, спешащие по своим торговым делам.
Вечером того же дня сосед Василий проспорил ему бутылку коньяка.
А назавтра наш герой выиграл в лотерею, на скачках, в казино, на росте акций «Газпрома», и ему также оставил завещание незнакомый пастор из Айовы.
И началась новая жизнь!.. Ох, как было здорово!.. Деньги так и текли рекой в карманы везунчику, он приобрел несколько фирм, джип «Хаммер», виллу на Канарах и малогабаритную квартиру в Москве, и незнакомые красотки дрожали от желания с ним пообщаться. Он также стал завсегдатаем ночных баров, и, порой, приходил в офис на другой день поздно, с больной головой, и с едким сарказмом хамил своему, ни в чём не повинному персоналу. Служащие боялись босса, стояли перед ним по струнке, а он, обругав всех подряд, выпускал пар и улетал душой на пляжи в Ницце, думая, что весь мир наконец-то упал к его ногам.
Впрочем, было одно обстоятельство, сильно мешавшее ему в делах и в жизни. Ему по ночам снились арбузы.
Они являлись к нему из дымки, как в своё время фея, и манили его, и дразнили, сияя блестящими зелёными боками. Он то и дело чувствовал их вкус – такой, понятное дело, противный, но, вместе с тем, такой… м-м-м… такой забытый…
Он запретил в офисе любое упоминание об арбузах. Под запрет попали анекдоты и житейские истории, связанные с арбузами, их изображения, жвачка с арбузным вкусом, арбузный сок, игрушки, похожие на ненавистную ягоду. Однажды наш герой уволил секретаршу – из-за того, что в глянцевом журнале, который она читала, мелькнул какой-то рецепт с арбузными семечками. Секретарша плакала и оправдывалась, но шеф был неумолим.
И ещё ему досаждала овощная лавка напротив его дома, в которой летом – надо же! – продавались огромные тёмно-зелёные и полосатые шары с кроваво-красной, такой нежной, такой сочной, такой ароматной мякотью… Миллионер купил с досады эту лавку и тут же закрыл, рассчитав (со злобной мстительностью) продавцов.
И от жены он требовал забыть об арбузах. И от детей. И от тёщи. В его доме тема арбузов была строжайшим табу. Что не мешало всё-таки сталкиваться с «арбузной информацией» – хотя бы по телевизору, на том или ином канале; как на грех, никогда по телевидению не говорили так много об арбузах, как в эту пору. И наш герой рычал, бесился, иногда стрелял в экран, ломал аппаратуру – к ужасу родных, но почему-то назавтра на очередном канале ему опять доводилось слышать то, что слышать никак не хотелось.
В конце концов он начал собирать арбузы. Естественно, не настоящие, а сувенирные, игрушечные. Их с каждым годом становилось у него всё больше и больше – разных цветов и размеров, из разных материалов, были даже начинённые электроникой (японские). О своей коллекции миллионер никому не говорил – ни одной живой душе, он тщательно прятал её, запирал в сейф и доставал, чтобы полюбоваться, только в полном и тяжком одиночестве.
И потом он пел песни об арбузах – тексты находил в Интернете, выучивал, однако напевал тихонько, чтобы никто – слышите! абсолютно никто! – ничего не узнал.
Пару раз он наблюдал сквозь закрытые шторы – на модных курортах, – как дети каких-то туристов уплетали арбузные ломти прямо на улице, перед входом на пляж. И ещё он замечал, как арбузы кушают в парке. И в кино, и в ресторане, и в больнице. И в ночных клубах, и в сауне, и на стадионе. И в самолётах, и на яхтах, и в туристских кемпингах, и в барах, и в бассейнах, и в гондолах воздушных шаров. И… и… и…
Очень часто хотелось выть. Особенно по ночам. Это было невыносимо – закрывать глаза и видеть арбузы! Один арбуз, второй, третий, четвёртый… Приходилось считать их, пока не уснёшь. Иногда счёт доходил – под утро – до ста тысяч.
Самым ненавистным оказывался арбузный запах. Почему-то как раз тогда в моду входили дезодоранты с ароматом свежих фруктов, и среди них популярностью пользовался арбузный дезодорант. Он создавал ощущение свежести, лёгкости, летней прохлады, и при том так соблазнительно оживлял атмосферу… Ух…
Миллионы, миллионы раз наш герой ругал про себя фею, подарившую ему весь мир. Самое ужасное, что этот мир – земной шар – со временем начал у него ассоциироваться с большим, круглым… зелёным на поверхности… огненно-красным внутри… Нет! Нет!! Не-е-ет!!!
***
С тех пор прошло много лет, и я не встречал этого человека. Только один раз наши пути пересеклись – на днях. Я как раз ехал на своей машине, через район дешёвых муниципальных кварталов, серых, унылых и невыразительных, с их грязью и мусором. Задержался у светофора, на красный свет. В окно автомобиля я увидел свалку, окружавшую контейнеры с отходами, а рядом с ней… Да-да, ошибиться было невозможно! Это был он! Он! Он сидел прямо на земле, нечёсаный, в лохмотьях и какой-то драной обуви, глаза его горели безумным огнём, а в руках… Боже мой, в руках он держал обгрызенную арбузную корку!.. Я хотел было понаблюдать повнимательнее, но не успел. На светофоре зажёгся зелёный, и надо было ехать дальше. Сзади меня раздался нетерпеливый сигнал другого автомобиля.
Я тронулся с места.
Больше этого человека я не видел.
***
ЖЕНЩИНА ПЛАЧЕТ – ШАРИК УЛЕТЕЛ…
Однажды на Земле разразилась эпидемия странной болезни, поразившей мужчин. Собственно говоря, ничего в ней не было страшного, в этой эпидемии, ничего трагического. Никто от заболевания не умирал. Не валялся с температурой в постели. Не метался в бреду. Но, как бы это сказать, всё же испытывал известные неудобства…
Симптомы проявлялись с чесания в затылке. Сначала это было лёгкое почёсывание, которое позже переходило в сильный зуд. Порой заболевший расчёсывал себе кожу до крови на макушке. И затем начиналось самое странное… Тоненький росточек пробивался прямо сквозь череп, он рос и рос и – главное – тем быстрее, чем чаще его смачивали водой и мыли шампунем (именно по этой причине у нерях и грязнуль, а также пещерных народов процесс затягивался на долгий срок, в то время как у следящих за собой всё вырастало в течение нескольких недель, в крайнем случае месяцев – это зависело от вида всходов).
Что же вырастало на голове? Это уж – как кому повезёт. Бывало, что герань или розовый куст, но случались и баобабы. Впрочем, последнее считалось редкостью, это было характерно скорей для африканского континента, поскольку в умеренной зоне баобабы не приживались, и всё заканчивалось излишними мучениями для больного и усыханием дерева прямо среди копны волос. Неприятная ситуация, да. Зато тополь или ясень где-нибудь в Европе или России – это было весьма распространено; встречались и дубы, но чаще у лиц, которые не работали собственным умом, за что, собственно, им и приходилось отвечать перед природой.
Интеллигенция, как правило, имела представителей растительного царства покрасивей (самые красивые, впрочем, типа изысканных цветов доставались лицам нетрадиционной сексуальной ориентации). Рабочий класс жил с лесными деревьями на макушке. Крестьянам нередко доставались злаки – даже порой целые поля, и это было крайне неудобно, с бытовой точки зрения, хотя и практично, когда приходило время собирать урожай. Мне лично встретился как-то раз полинезиец с небольшой кокосовой пальмой, и он бескорыстно угостил меня орехом, позволив сорвать его прямо с верхушки (но морщился при этом, видно, процедура была по-своему болезненной).
Иногда встречались и мужики, у которых на голове вырастало два дерева, но, как правило, это было тогда, когда жена изменяла.
В результате этой необычной эпидемии подавляющее большинство представителей мужского племени оказывались, скажем так, на виду, будучи совершенно открытыми для мира в плане своих личностных качеств, которые ранее – в некоторых случаях – им хотелось бы скрыть. Например, какой-нибудь литературный критик красовался перед всеми с хищной росянкой на голове, из-за чего все авторы начинали понимать, с кем имеют дело. Причём росянку не удавалось даже спрятать под шляпой – она её попросту съедала. А вот самоотверженный детский врач ходил с зелёной лужайкой, в центре которой произрастала дивная плакучая ива, и всем детям тут же хотелось поиграть и подурачиться, носясь друг за дружкой в привольной траве или валяясь среди ромашек, наблюдая за небом.
Были люди с фруктовыми деревьями или же люди-клумбы. Но встречались и с чертополохом либо бурьяном, репейником, лопухом. Короче говоря, каждый из живущих чем-то отличался от других, и отличие это в какой-то степени увязывалось с его миссией в нашем бренном мире.
Лишь в некоторых случаях на голове ничего такого не вырастало. Но окружающие вскоре понимали, что причина тому проста – не болеет лишь тот, кто на самом деле не мужчина…
Однажды болезнь добралась и до одного поэта, который, вполне возможно, был вовсе и не поэтом, а менеджером-креативщиком, но сам себя считал поэтом, поэтому будем считать его таковым и мы. С ужасом он утром взглянул на себя в зеркало – и задумчиво почесал то место, откуда следовало теперь ждать молодую поросль. Болеть не хотелось. Но, с другой стороны, боязно было и не болеть. Общественное мнение нынче не очень благоволило к тем, кто ходил с чистою головою, и посему всякому мужчине положено было иметь свою собственную флору; вопрос был лишь в том, что вырастет – именно это и беспокоило нашего героя, и можно было понять почему.
Жена его тоже разволновалась – ибо не знала, предстоит ли ей гордиться своим мужем либо стыдиться его. Каждый день оба они – муж и жена – внимательно изучали то, что там, на голове творилось. Вот шишечка маленькая, она набухала, росла – и чесалась, зараза. Вот она в один прекрасный день лопнула – и оттуда, из-под черепа пробилось нечто. Увы, слишком тоненькое и тощенькое – не рассмотреть.
Оно, это тоненькое, каждый день вырастало, но – оставалось всё таким же тощим и невзрачным. Обидно было, надо сказать; уж и соседи стали интересоваться, что оно такое растёт, и на работе шеф грозно потребовал идентифицировать росточек. Но напрасно, напрасно муж с женой листали многочисленные справочники по ботанике – опознать поросль на этом этапе они были не в состоянии.
Через месяц стало ясно, что ничего не ясно. Из головы торчала ниточка – ей-богу, она была похожа на простую нитку, с утолщением на конце. Поэт как-то раз в припадке отчаяния попытался было перерезать её ножницами – но лишь взвыл от боли и бросил заниматься мазохизмом. Сумрачный, с потухшим взором ждал он, когда прояснится ситуация, ибо больше ему ничего не оставалось.
А на работе он старался не обращать внимания на коллег с кактусами, растущими из черепа, чтобы не усугублять своё и без того унылое расположение духа…
В один прекрасный день утолщение на конце ниточки стало расширяться. Точнее, надуваться – подобно обычному воздушному шарику; и было оно ярко-красного цвета – он уже достаточно хорошо просматривался в зарослях чёрных густых волос. Поэт (или менеджер) волновался. Он чувствовал, как округляется этот, типа, шар, как он плавно парит над головой, заставляя последнюю держать гордо и смело.
Выйдя на улицу, поэт ощутил порыв ветра, отчего ноги его едва не оторвались от земли. Хорошо – помогла жена; по пришествии мужа домой она, оценив ситуацию, привязала к его ногам гантели. Это, безусловно, затрудняло ходьбу, но, с другой стороны, гарантировало твёрдую почву под ногами. И поэт-менеджер впервые за последнее время успокоился. Он воспринимал всё как благодать, хотя, скажем прямо, не очень-то мог похвастаться перед соседями.
Шарик. Воздушный шарик. Красный воздушный шарик – вот что торчало теперь у него из головы, и никакие ботанические справочники не могли дать объяснение этому феномену.
Проблема, однако, оказалась в том, что шарик изо дня в день рос. Можно сказать, надувался – особенно его надувание чувствовалось, если поглубже вдохнуть воздух в лёгкие, задержать дыхание, закрыть рот. При выдохе шарик слегка приспускался, но в целом это было ненадолго. Общая тенденция – раздувание шарика, и ничего в мире, казалось, не может этот процесс остановить.
Помогали гантели… На открытом пространстве, при ходьбе. Ну, сначала были гантели, потому что потом их пришлось заменить пудовыми гирями – жена постаралась. Она вдруг начала опасаться, что муж в один из дней улетит. И это было похоже на правду, потому что размеры шарика – теперь уже шара – ежедневно увеличивались. В конце концов шар просто не помещался во входную дверь.
Апрель. Или май? – не помню точно, но в любом случае это было весной. Да-да, весной наш поэт, вдохнув в себя воздух свежести, полной грудью вдруг понял, что сдерживаться больше нет сил. Ноги и так устали от непомерного груза; хотелось сбросить гири и лёгкой пташкой взмыть в голубые небеса. Так поэт и сделал – к ужасу женщины, дико закричавшей вдруг и вцепившейся в своего мужчину, пытаясь удержать его на земле. Поэт не сопротивлялся. Он положился на волю случая. И, конечно, победили законы физики. Огромный шар, огромная сфера над головой, раскрывшаяся, будто великая планета, ставшая свободной и невесомой, рванула ввысь, и женщина, плача, оторвала руки от мужниных брюк и закрыла лицо ладонями.
А шар всё взлетал и взлетал, а поэт обалдел от потока восходящего воздуха, а женщина внизу рыдала и воздевала руки, превращаясь в маленькую, ускользающую точку.
Мужчина нёсся к солнцу, и сердце его преисполнилось восторгом, и в этот миг он знал, что не болен – больны, может быть, другие, те, кто остались там, на земле.
Вот уже небо стало из голубого синим, а потом чёрным, и горизонт искривился дугой, а полёт не прекращался, хотя и стало трудно дышать.
Вот уже холодно, нестерпимо холодно – но шар нагревается от близости к светилу. Поэт поёт, но – что это? – шар вдруг загорается, его поверхность пылает ясным пламенем и – о, боже! – шара больше нет!
Свист в ушах, ветер, пронизывающий ветер – и стремительно несущаяся к тебе земля с её лоскутиками полей и синими озёрами, отливающими золотом на солнце. Быстро. Быстро! Очень быстро, чёрт возьми!..
Поэт упал – со всего размаха – в воду, в солёную твёрдую воду. Взметнулись волны, дикий всплеск – и там, под поверхностью замелькали в испуге рыбы. И разные морские существа.
Последнее, что увидел поэт, – были подводные твари, и у некоторых из них на головах росли пучки водорослей. Много зелёного и синего, много непонятного и прекрасного. И ещё – множество шаров, воздушных шаров-пузырей, рвущихся вверх, наполняющих собой всё безбрежное морское пространство.
Шары оказались всюду. Шары заполнили мир. Шары вышли за пределы всего и вся, образовав космос, целый космос. И, как знать, может быть, кто-то где-то в этот миг зафиксировал рождение новой вселенной.
***
ИВАНИАДА
Всё началось с повестки в суд.
Иван Иванович Иванов – в просторечье Ванька, придя с завода, на котором работал слесарем, растерянно повертел бумажку в руках. И перечитал: «Вызывается в качестве ответчика по делу о незаконном использовании торгового знака… Слушание назначено на такое-то число… Неявка ответчика без уважительной причины будет рассматриваться как неуважение к суду…»
– Зоя, это чё это такое? – недоуменно спросил он жену. – Ты, блин, чё-нибудь поняла?
Жена испуганно посмотрела на него и помотала головой.
– Мне Маринка сказала, это, типа, когда DVD пиратские смотришь или там китайские товары с поддельными лейблами покупаешь… – предположила она. – За это, типа, пять лет дают.
– Но у нас нет DVD. Пропили! И потом, когда я тебе китайские шмотки последний раз покупал?.. – огорченно пробормотал Ванька. И тяжко вздохнул: – Во, блин, дела!..
Зоя, как водится, налила мужу водки и наложила целую кучу макарон по-флотски (но без мяса). Ванька опрокинул стопарь и задумчиво поковырял вилкой в тарелке.
– Суд, говоришь? Прикольно. Расспрошу-ка я завтра у мужиков…
…В назначенный день Ванька, отпросившись с работы, явился на заседание суда. Он надел – в кои-то веки! – чистую белую рубашку и галстук (спасибо жене). Главной причиной, по которой он решил показаться в суде, было, конечно, любопытство; никакой вины Ванька за собой не чувствовал, и ему в голову не приходило, что его могут судить вполне по-взаправдашнему.
– Встать! Суд идет!.. – сурово объявил председательствующий на процессе. Ванька огляделся. В зале присутствовало с десяток человек, из которых трое-четверо, по-видимому, были адвокатами истца. Сам истец – преуспевающего вида делец с наглым видом устроился в первом ряду, бросая изредка на Ваньку взгляды, полные презрения. Так смотрят пингвины на беспомощно барахтающегося в ледяной воде неудачливого участника антарктической экспедиции.
Слово взял один из адвокатов. Его голос звонко разносился в полупустом помещении суда.
– Ваша честь, – сказал он. – Истец – Иванов Иван Иванович, проживающий в городе Москва, Рублевское шоссе, дом номер такой-то, предъявляет иск гражданину, именующему себя Иванов Иван Иванович, проживающему в городе N, по такому-то адресу, по причине незаконного использования последним торгового знака…
Суть дела такова: мой клиент в 20.. году, в установленном законом порядке зарегистрировал в Роспатенте право на использование в качестве торгового знака своего имени-отчества-фамилии ИВАНОВ ИВАН ИВАНОВИЧ®. Соответственно житель вашего города, присвоивший себе аналогичное имя-отчество-фамилию без согласования с правообладателем, не имеет право на использование указанного торгового знака. Между тем, ответчик везде называет себя «Иванов Иван Иванович», расписывается аналогичным образом в документах – передаем суду образец его подписи в ведомости на получение зарплаты – и, таким образом, грубо нарушает законодательство Российской Федерации.
Законом признаётся исключительное право на торговый, или товарный, знак, удостоверяемое соответствующим свидетельством. Правообладатель торгового, или товарного, знака имеет право его использовать, им распоряжаться и запрещать его использование другими лицами.
Незаконное использование торгового, или товарного, знака влечет за собой гражданскую, административную и уголовную ответственность согласно статье 1515 ГК РФ, статье 14.10. КоАП РФ и статье180 УК РФ.
Исходя из вышеизложенного, просим уважаемый суд воспрепятствовать дальнейшему незаконному использованию ответчиком торгового знака ИВАНОВ ИВАН ИВАНОВИЧ® и взыскать с ответчика сумму один миллион рублей в качестве возмещения морального вреда… – При этих словах истец, который до того с важным видом кивал головой по мере выступления адвоката, повернулся к Ваньке и еще раз уничижительно смерил его взглядом разгневанного пингвина.
Ванька слушал и ничего не понимал. Более того, ему казалось, что речь в зале суда идет вообще не о нем, а о каком-то уважаемом Иване Ивановиче – почтенном члене общества и особом граждане города N; не ясно было лишь одно – а причем здесь, собственно, он, Ванька?..
– Ответчик, – грозно обратился к нему судья. – Что вы можете сказать в своё оправдание?
– А… Я… Э-э… Мне… Это Вы мне говорите?
– Повторяю: как вы объясните суду свои незаконные действия? Вместо того, чтобы получить разрешение у правообладателя на использование торгового знака ИВАНОВ ИВАН ИВАНОВИЧ® с выплатой правообладателю полагающегося ему вознаграждения, вы по сути занялись пиратством. Вы распространяете заведомо неверные сведения, что будто бы ваше имя Иванов Иван Иванович, и тем самым наносите ущерб интересам и деловой репутации истца.
– Но… – промямлил Ванька. – Меня так… это… родители назвали…
– Я спрашиваю не о действиях ваших родителей, а о ваших собственных действиях! Вы должны отвечать за свои поступки! У вас была возможность раньше истца зарегистрировать указанную торговую марку в службе интеллектуальной собственности, но вы этой возможностью не воспользовались. И в настоящее время являетесь нарушителем закона! Именем Российской Федерации я приговариваю Вас к уплате одного миллиона рублей в пользу истца. Кроме того, вам запрещается использовать имя ИВАНОВ ИВАН ИВАНОВИЧ® в каких бы то ни было обстоятельствах. В дальнейшем вы имеете право называться этим именем лишь с письменного разрешения правообладателя, и с выплатой ему сумм, причитающихся по договору, а в случае отказа правообладателя предоставить вам право пользования этим именем – сменить его в течение срока, установленного законодательством. Судебное решение окончательное и обжалованию не подлежит!
Судья стукнул молоточком по столу, и служители Фемиды подтолкнули Ваньку к выходу. Ванька ошарашено смотрел на стайку адвокатов, окруживших, уже в коридоре, ИВАНОВА ИВАНА ИВАНОВИЧА® из Москвы и поздравлявших того с удачным завершением процесса… Один из адвокатов подошел к Ваньке.
– Вот вам реквизиты для перечисления денег, – сообщил он, передавая проигравшей стороне соответствующие бумаги. – Не тяните с перечислением. По всем вопросам, связанным с исполнением решения суда, вы можете обращаться по этим телефонам. И еще – Иван Иванович® желает вам подобрать себе новое, хорошее имя, более приличествующее обстоятельствам, и жить в дальнейшем честно, не нарушая прав добрых людей.
После этих слов представители истца удалились – вместе с хозяином. А Ванька грустно почесал затылок, прикидывая, что бы такое рассказать о суде ребятам с завода, ибо то, что произошло, было недоступно его разумению и, следовательно, дать чёткую, толковую информацию он не мог.
– Пойду, запью… – решил Ванька, и это было самое верное на тот момент решение.
…Все дальнейшие дни Ванька ровным счетом ничего не предпринимал. Он по-прежнему ходил по утрам на смену, по вечерам заправлялся спиртным и смотрел по телевизору COMEDY CLUB или «Наша Раша». Ругался с женой. Зоя никак не могла взять в толк, что же такое хотели от ее мужа в суде, и требовала пойти разобраться. Слова «миллион рублей» ни Ванькой, ни Зоей всерьез не воспринимались, так как подобная цифра выходила за рамки воображения.
Через месяц к ним в квартиру пришли судебные исполнители… Ванька как раз был на заводе, поэтому ничем не мог помочь своей жене. Зоя растерянно смотрела, как описывают и выносят их нехитрый скарб. Потом пристав вручил ей извещение об изъятии квартиры во исполнение решения суда.
– Вам дается 24 часа на выселение… – предупредил он. – За вашим мужем еще остается сумма восемьсот пятьдесят четыре тысячи триста тридцать рублей 28 копеек. При невнесении этой суммы в недельный срок он будет объявлен в розыск.
Взволнованная Зоя пошла к соседу, работавшему, по слухам, в милиции, чтобы он прояснил ей, что в конце концов происходит, и дал дельный совет. Сосед долго слушал взволнованную, плачущую женщину и, вместо ответа, откупорил бутылку дорогого коньку. «Мужик твой козел… – ответствовал сосед. – На-ка, накати! И будем вместе думать…»
Вечером Ванька, обессиленный и опустошенный, мерил шагами пустую квартиру, дожидаясь возвращения жены. В руках он держал постановление о выселении. «Гады, гады, гады! – твердил он себе. – За что они так… Всю жизнь мне сломали!..» И, чтобы утопить горе, налил себе очередной стопарик…
С работы Ваньку рассчитали в четверг. Мастеру не понравилось, что его рабочий неделю пропадал в запое. Ванька, лишившийся в одночасье жилья, пристроился на время у брата жены, и они вдвоем коротали время за водкой. Потом, напившись, обычно ходили вместе в ванькин бывший дом и бывший подъезд, стучались к бывшему соседу, который, по слухам, работал в милиции, и просили поговорить с Зоей с глазу на глаз. Но Зоя теперь о Ваньке и слышать не хотела. «На фиг ты мне такой сдался! – причитала она. – Горе ты мое! Квартиру профукал, деньги всем кругом должен, и даже звать-то теперь тебя непонятно как! А мне теперь и здесь хорошо! Я здесь под надежной защитой – мой-то, новый, работает в милиции! И не ходи сюда больше! А то, смотри, скажу новому своему, так он тебя заарестует! Тебя ведь теперь в розыск объявили!..»
И Ванька, грустный, возвращался с братом жены в свое временное пристанище, и опять пил с досады.
В один прекрасный день родственник сказал ему: «Ты бы, это, того… Ну, правды, что ли, искал… И не век же тебе у меня тут кантоваться…»
И тогда Ванька решил поехать в Москву, чтобы найти того самого Ивана Ивановича® и попробовать с ним объясниться. «В самом деле, – горько говорил Ванька. – Мужик-то он нормальный, русский, значит, должен понять… Мы же – русские люди – всегда можем между собой договориться!..»
Брат жены провожал его до вокзала. Они выпили напоследок, и родственник даже сунул, расчувствовавшись, Ваньке 500 рублей в потную ладонь. «Ты, это, того… Держись там! Не дай им себя победить! Где наша не пропадала!..» И он еще долго стоял, глядя вслед уходящему поезду и махая рукой.
В Москве Ванька сразу поехал на Рублевское шоссе. Номер дома он помнил – по судебному процессу, на котором обнародовались адреса сторон. Найдя нужный ему особняк – и впечатлившись его размерами, мощными стенами и охраной, – Ванька попробовал было попасть на прием к хозяину. Но был в два счета отшит охранниками. Пришлось дожидаться у обочины дороги.
К вечеру к воротам, по направлению из города, подкатил джип «Хаммер» с тонированными стеклами… У Ваньки замерло сердце. Он бросился наперерез. Джип резко затормозил, и из него вылез ОН – тот самый Иван Иванович®, с золотой цепью на груди, и в окружении дюжих телохранителей.
– А, это ты… – бросил Иван Иванович®. И затем скомандовал секьюрити: – Не трогайте его… Чё, деньги привёз?
– Слушай, братан, какие деньги… – Ванька волновался, ему очень хотелось быть услышанным. – Понимаешь, у меня всё забрали: и квартиру, и вещи, и жену. Братан! Мы же свойские люди! Оба Иваны – что, мы друг друга не поймём?
– Ты мне это брось! – высокомерно парировал Иван Иванович®. – Какие мы с тобой друзья? Ты чё, думаешь, один ты такой?! Да у меня пол-России – Иваны! Иваны Ивановичи!! Ивановы!!! И все они мне башляют за право называться так, как я им велю! Какие на фиг друзья! В нашем мире кто первым встал – того и тапки! Устраиваться надо уметь! А кто не умеет – тот не Иван. А так, человек без имени… Даю тебе сроку до завтра. Не принесешь деньги сам – тебя найдут мои молодцы. Поверь, от них не скроешься. А пока… Не Иван ты, нет, не Иван… А так…
Сверкнув глазами, Иван Иванович® самодовольно и важно прошествовал к воротам дома. И, на ходу, милостиво швырнул что-то к ванькиным ногам. Ванька поднял маленькую бумажку. Это была визитная карточка, на которой крупными буквами было выведено:
ИВАНОВ ИВАН ИВАНОВИЧ®
– Стой… – пробормотал Ванька. – Стой! Братан, стой! – и он со всей дури помчался к воротам, стремясь пробиться сквозь охрану к владельцу дома. – Ах ты, гад! Ах ты, мразь!..
И он протянул к Ивану Ивановичу® свои натруженные, сильные руки.
– Не сметь! – закричал Иван Иванович®. – Иван! И ты, Иван! Взять его!
Охрана – все они были, по-видимому, Иваны – молниеносно скрутила Ваньку и уложила его на землю. Ванька пробовал брыкаться, вырываться, выкрикивал что-то Ивану Ивановичу® в лицо, но его очень быстро успокоили. Два-три профессиональных удара плюс электрошок – и Ванька провалился куда-то во тьму… Он летел и летел, вниз, во мрак, и голова его мучительно болела…
…Много дней потом Ванька приходил в себя. Он знал, что находится в каком-то страшном подвале, и, вместе с ним, там же сидели и лежали десятки людей. Вновь научившись ходить, Ванька потихоньку со всеми знакомился. Выяснилось, что каждого из них звали – когда-то в прошлом, по крайней мере, – Иван Иванович Иванов. И каждый из них оказался жертвой обстоятельств…
– Зачем они нас здесь держат? – спрашивал Ванька у товарищей по несчастью, поедая баланду, которую охранники спускали в одноразовых судках откуда-то сверху, в темноту и смрад подвала. – Что они от нас хотят?..
– Будем отрабатывать натурой, раз деньги не смогли внести, – печально отвечал ему один, умудренный опытом старик – тоже Иван Иванович (в былом). – Вот ты аклимаешься, тогда с тобой и поговорят…
– Но ведь нас найдут рано или поздно – в этом подвале! Нас уже должна искать милиция! Нас освободят! – не сдавался Ванька.
– Найдут, найдут… – хмыкал старый мудрый Иван Иванович (в былом). – Да они тебя и так ищут – ты же в федеральном розыске числишься? И потом – не думай, что кто-то тебя хватится как обычного человека, а не беглого преступника. Тебя в России нет больше… Потому как ты – человек без имени…
– Я Ванька! – настаивал Ванька.
– Ты никто… – отвечал старик. – Ты не зарегистрирован Роспатентом…
В один из дней – а, может быть, это было в одну из ночей, – в подвал с гулким звуком столкнули еще одного человека. Избитый и окровавленный, он плакал навзрыд. Когда раны его немного зажили, и бедняга подуспокоился, обитатели подземелья окружили новичка и засыпали его вопросами.
– Слушай, Иван, а ты как здесь оказался?..
– Я не Иван… Я Петя. Петр Петрович Петров.
В подвале воцарилось неловкое молчание.
– А почему… Почему тогда тебя сюда?.. За что?..
– О, это долгая история… – новичок всхлипнул и, помедлив, решился поведать, что с ним приключилось, миру.
– Это произошло месяц назад… – сказал он. – Всё началось с судебной повестки…
***
ОГНИ ИССЫК-КУЛЯ
Вариации на тему любимого фильма моего детства
– надеюсь, читатель его узнает
Витя относился к тем людям, о которых в народе говорят – раздолбай. Он и сам это понимал, и переживал сильно. Пьяница – но совестливый, пил и ему было стыдно – по крайней мере, на следующий день. «Да, я выпил вчера, – грустно говорил он сам себе и тому, кто оказывался рядом. – Напился, как всегда! Ну, вот такой я раздолбай!..»
Ему ужасно хотелось перестать пить и заняться делом. И иногда это удавалось. Бывали дни, когда он намеренно придерживался трезвости (то есть не пил практически ничего, разве что грамм сто – сто пятьдесят вечером), и даже выполнял кое-какую работу по дому или на стороне. Это его радовало, и он решал: «Буду вот так жить!» Решительности хватало на неделю или на две, а один раз – даже на три месяца. Руки у Вити были золотые. По специальности он был строителем, и чем только не занимался – и кладкой, и отделкой, и проводкой, и (бывало) сантехникой.
Ещё он был добряком. Дети на улице его любили, кошки подставляли ушки, чтобы он чесал. Пьянки ему прощали, потому что он не сильно буянил и всегда стыдился на следующее утро. Марина – толстенная, необъятная Марина, с которой он жил, – тоже на него не могла долго сердиться, и в дни, когда он решал изменить судьбу, заставляла его надевать старые и ещё приличные костюмы, особенно если он шёл устраиваться на работу в очередную строительную фирму. Она следила, чтобы Витя по-человечески выглядел. Но когда воздержание лопалось, как мыльный пузырь, Виктор напивался, падал в арык, пачкал выданную подругой одежду, и Марина, плача и ругаясь, била его.
«Ну, дурак я, дурак и раздолбай! – убивался тогда Витя на другой день и рвал на себе редкие волосы. – Ну что ты со мной сделаешь!..» Марина эти его стенания не хотела и слушать.
А выглядел Виктор так: с лысиной на макушке, невысокий, полноватый (хотя и поизящней своей необъятной Марины), не хилый и – здоровьем ничего. Всё бы хорошо, если бы только не пил. Да, ещё у него были усталые, но порой шаловливые глаза и маленькие усики, из-за чего плотное лицо смотрелось добродушно.
Однажды Витя напился так гадко, что Марина не выдержала и выставила его совсем. Это не было для него неожиданностью. Он дал себе очередной зарок воздержания, взял себя в руки и рванул из Бишкека, где жил, на Иссык-Куль, потому что был летний период, и мужики из бригады позвали его шабашить, и ещё он хотел самоутвердиться и доказать Марине, что стоит хоть что-то, и потом надо было всё равно где-нибудь осесть.
Вот так он и попал летом в курортную зону на озере Иссык-Куль.
***
Мужики-шабашники обитали в облезлом строительном вагончике в районе села Долинка, недалеко от места проведения работ. А работа их заключалась в том, что они делали пристройку к дому одному важному бешбармачнику, который смотрел на всех людей сверху вниз. Из достоверных источников Витя узнал, что бешбармачник служил в таможне, но для окружающих считалось, что он как будто бизнесмен, и поэтому дом должен был выглядеть солидно и по-деловому – с зубчатой башенкой. Вот эту самую башенку ребята и возводили, и Витя вместе с ними.
По окончанию строительства планировалось, что с башни откроется великолепный вид на Иссык-Куль.
Вкалывать приходилось каждый день – дай Боже! Вставали часов в семь утра; умывались в озере, глотали на ходу яичницу и спешили на объект. Обедали в столовой, за счёт заказчика; хоть это хорошо! Потом опять работали – работали, работали и работали, торопясь, понукаемые хозяином, и лишь поздно вечером сами себе устраивали холостяцкий ужин. Не пили, во всяком случае, почти не пили. В это трудно поверить, но у мужиков существовали свои понятия о «чести шабашника», да и было в этом рациональное зерно – если не пьёшь, то на следующий день и не похмеляешься, и в запой не уходишь. Так что не глупые были мужики!
Очень старались поспеть к сроку и нормально сдать объект.
Несмотря на дисциплину и самодисциплину, на самом деле ребята не чувствовали себя сильно зависимыми и уж тем паче не считали себя чьими-то рабами. Иногда они свободно покидали стройку – по совести, конечно, согласовав с напарниками, если надо было в посёлке дело какое сделать или что там ещё. Но коллег не подводили, вскоре возвращались обратно и вновь брались за мастерок. Просто свободными они были, и душа иногда требовала простора. Что, впрочем, не особо отражалось на общих темпах проведения работ.
Вот так, выйдя однажды днём в посёлок – курортное село Долинка такое огромное и там так много пансионатов и домов отдыха, что его селом-то называть неудобно, – Витя и встретил Айнагуль.
***
Айнагуль сидела на стуле, под деревьями, у самой трассы – через Долинку проходит дорога по северному побережью Иссык-Куля – и продавала абрикосы. Абрикосы были в вёдрах, стоили они, по бишкекским меркам, задаром, и проносящиеся по трассе автомобили нет-нет, да и притормаживали; проезжающим дамам очень хотелось, приехав домой, сварить из них вкусное варенье.
Витя вразвалочку направился к Айнагуль. Как раз в этот самый момент рядом, на обочине, остановилась летевшая куда-то иномарка, из неё вылез отдыхающий в шортах, хлопнул дверью и куда-то свалил – может, в комок неподалёку или в расположенный тут же, поблизости сортир. Витёк, не обращая внимания на подъехавшего, поинтересовался:
– Урюк – чё стоит?
Девушка подняла лицо и, глядя куда-то поверх Виктора, назвала цену.
– А чё, дешевле не будет?..
Мимо по трассе промчалось несколько машин, обдав и Витю и киргизскую девушку волной горячего воздуха.
– Дешевле не могу, байке… Берите, вкусные!..
Витя не тронулся с места, разглядывая Айнагуль. Ему понравилось её лицо – по-детски нежное, свежее, чистое; и не очень-то и загорелое, будто и не сидела красавица целый день под жарким иссык-кульским солнцем.
Но что-то в девушке было не так. Витя помахал рукой у неё перед глазами и сообразил – девушка, наверное, слепая.
Это его сильно озадачило и, скажем так, в груди его что-то шевельнулось.
– А что, много люди покупают? – спросил он, сменив тон на более мягкий и наблюдая за продавщицей – сначала искоса, чтобы не так нагло было, а потом всё уверенней и уверенней, поскольку, как он убедился, видеть его она однозначно не могла.
– Не-а… Сегодня почти ничего не продала… Они все проносятся мимо и мимо. Хи! – девушка почему-то хихикнула, но не как дурочка, а добро и ласково, доброжелательно так, и свет заиграл на её лице.
Витя был сражён этим «хи» и понял, что уйти просто так отсюда он уже не в состоянии.
– А Вы из России или из Казахстана? – поинтересовалась девушка. Говорила она по-русски, совсем без акцента, и только лёгкая-лёгкая, едва уловимая манера специфически произносить некоторые гласные звуки, присущая молодым киргизкам из села, выдавала, что русский язык вовсе не является для неё родным.
– Я… Э-э… Из Москвы, – соврал Витя. – В отпуск приехал. Давно хотел ваше замечательное озеро посмотреть.
– Ну как, нравится? – девушка была как ласточка, тонкая и прекрасная.
– Ещё бы… И озеро хорошо, и люди у вас тут замечательные! И красивые, – подумав, добавил он.
Девушка, казалось, была польщена.
– А у нас и урюк вкусный. Самый-самый вкусный у нас, в Долинке! – тут, видимо, в девушке взыграла предприимчивая жилка. – В Москве такого не найдёшь! У нас всё своё, из своего сада, и химикаты мы не применяем!
Витя почувствовал, что обязан купить ведро абрикосов. Он принялся лихорадочно копаться в почти пустом кармане.
– Вы меня извините… Наверное, вы не очень хорошо видите? А вдруг кто-нибудь из покупателей захочет вас… э-э… обмануть? – задал он бестактный и, в общем, идиотский вопрос.
– Меня никто не обманывает, – просто сказала девушка. – Я, правда, ничего не вижу, такой родилась. Но мне все помогают, и братья меня любят, – при этих словах Витя замотал головой, стараясь обнаружить поблизости братьев, но не увидел никого, кроме автомобилистов, с шумом проносящихся в своих машинах в пяти-шести метрах от них. – Я деньги на ощупь различаю! – и девушка звонко рассмеялась, давая понять, как она знает и любит этот мир.
– Я у вас возьму вот это ведёрко. Надо же такую красавицу поддержать, – Витя с облегчением извлёк на свет мятую купюру, завалявшуюся в одном из бесчисленных карманов старых, потрёпанных жизнью джинсов. – Раз у вас самый лучший урюк и раз у вас такое классное озеро, то как же можно не попробовать!.. Вот это ведро… – Он с опаской взглянул на девушку – мол, как она, будучи слепой, будет насыпать ему урюк? Но селянка без труда нащупала пластиковое ведро, выбранное Виктором, полиэтиленовый пакет из специально заготовленной пачки и пересыпала содержимое ведра в пакет. Витя бросился ей помогать.
– Ой, спасибо вам огромное, красавица… Что бы я без вас делал!
Девушка обнажила в улыбке ровные белые зубы.
– Вас зовут… – Витя выдержал паузу.
– Айнагуль. Меня зовут Айнагуль. А братья – Айнаш называют, – девушка ещё прекрасней улыбнулась. – Это вам спасибо большое! Вы хороший человек! Добрый! Кушайте на здоровье!..
Вите показалось, что он сейчас потеряет сознание.
В этот момент хлопнула дверь автомобиля, стоявшего совсем рядом от них – автомобиля, чей хозяин в шортах отлучался не то в комок, не то в сортир. Машина тронулась с места и набрала скорость; Айнагуль обернулась в её сторону и приветливо взмахнула рукой. Она всё ещё улыбалась.
Витёк не сразу понял, что произошло, а когда понял, постарался как можно тише убраться отсюда с пакетом абрикос, выбирая моменты, когда машины с рёвом проносились по трассе – ведь говорят, что у слепых великолепно развит слух. Ему вовсе не хотелось теперь, после отъезда иномарки, попасть в неловкое положение. Раз девушка считает, что он уехал – значит, уехал.
Чуть пьяными шагами он направился в сторону своих.
Жарко припекало солнце.
***
Большую часть ночи Витя не спал. Абрикосы, кроме него, почти никто из мужиков есть не захотел, поэтому Витя уплетал их, сколько мог, и всё время думал про Айнаш. Она почему-то казалась ему солнечным зайчиком.
Под утро Витя точно знал, что никогда не возьмёт в рот водку.
***
Назавтра Витя снова отпросился у бригады – незадолго до обеда – и пошёл на то же самое место. Он шёл и волновался, что не застанет Айнаш. Но слепая девушка сидела там же, где и вчера, в тени тополей, и машины по-прежнему с шумом и пылью равнодушно проносились мимо.
Подходя, Витя специально купил в комке маленькую, но прохладную бутылку кока-колы. Он встретил Айнагуль, как старую знакомую.
Девушка узнала его, и они разговорились. Витя начал с того, что сообщил, что возвращается с пляжа, что он хорошо отдохнул с утра и даже загорел, и что взял с собой на всякий случай холодную кока-колу, которую так и не открыл – но с удовольствием угощает Айнагуль. Девушка выслушала его благожелательно, но от напитка наотрез отказалась. Витя попробовал упорствовать, однако зря. Айнаш из каких-то высших принципов не желала принимать лимонад от незнакомца.
Разговор с девушкой – как-то само собой получилось – занял целых полчаса. А может, и больше?.. Витя совсем потерял счёт времени. Он спросил: а что, вы совсем одна вот так продаёте абрикосы на дороге? А где ваши братья, родители? Родителей нет, – ответила девушка, они давно умерли, но братья заботятся обо мне. У меня несколько братьев. Один сейчас в саду, один в Сибири на заработках, один, м-м… Ну, это не важно… Да… Ну, и ещё один работает в пансионате, он повар.
И потом, мне не трудно продавать фрукты приезжим, я занята делом, и меня не обижают, наоборот, многие проезжающие стремятся мне помочь. (Насчёт последнего заявления Айнагуль у Виктора сложилось своё мнение, ибо за всё время разговора ни одна машина не остановилась у вёдер с урюком).
А, простите, что у вас с глазами? Вы говорите, так было всегда? – Да, я ничего не вижу от рождения, у меня плёночка на глазах, и доктора говорят, что её можно попробовать удалить, но это стоит дорого, и семья не может позволить себе такую операцию – особенно после смерти папы и мамы. Правда, ещё в детстве собирались заняться лечением, да и сейчас иногда братья говорят о том, и, наверное, всё-таки придётся как-нибудь съездить в Бишкек (вы там были? – нет-нет, никогда!), но пока только собираемся.
Разве братья не в состоянии помочь вам?..
Они очень любят меня… Они хорошие… Но вы не знаете, у нас в Долинке тяжко, на самом деле денег едва хватает, и из-за революций в Бишкеке народу сейчас меньше стало ездить на Иссык-Куль… Скоро, очень скоро отдыхающие опять начнут приезжать на озеро, и тогда братья помогут мне оплатить операцию.
Вы классно говорите по-русски. Это ведь… не из школы?.. – Мой папа был учитель русского, и потом у нас все в Долинке по-русски говорят.
А вы? Вот вы – как живёте в Москве? У вас есть жена, дети? Вашим детям нравится Иссык-Куль?.. – Ну… Как сказать… В общем, я в этом году один отдыхать приехал. У жены свой бизнес в Москве, дети, знаете ли, учатся в Швейцарии, их не выманишь домой даже на каникулы. – А вы сами были в Швейцарии? У нас тут, на Иссык-Куле говорят, что Кыргызстан – это вторая Швейцария. – Да… Пожалуй… Хорошая страна, раз в ней живут такие люди… В Швейцарии я бываю каждое лето, пардон, каждую зиму (на лыжах катаюсь), но в Кыргызстане мне нравится куда больше…
Ах, как это интересно – увидеть мир!.. Наверное, мне это тоже удастся когда-нибудь…
А у вас, между прочим, действительно очень вкусный урюк оказался… Я – представляете! – вчера всё ведро один съел! И зашёл к вам, думал, может, ещё купить фруктов…
Спасибо вам. Вы добрый, очень добрый человек. Да поможет вам Аллах! Спасибо за покупку…
Тут Виктор расплатился с девушкой (занял у ребят немного деньжат под зарплату) и, важно попрощавшись, удалился с покупкой восвояси. Отойдя подальше, он обернулся и долго смотрел на девушку по имени Айнаш.
Да. И ещё перед тем, как уходить, он таки уговорил её взять непочатую бутылку кока-колы. Стоя поодаль, он с замиранием сердца смотрел, как она – красивыми, изящными движениями – сняла пробку и пьёт напиток, утоляя жажду в жаркий день.
***
Все последующие дни Виктор приходил к девушке и покупал у неё каждый раз абрикосы. Бригада крыла его матом, поскольку от абрикосов в вагончике вскоре проходу не стало; они портились из-за высокой температуры (холодильника, понятное дело, не было), съесть их все было делом нереальным. Да и, кроме того, мужики начали ворчать на Витю за его ежедневные отлучки. Хочешь работать – работай! А так, чтоб каждый день где-то гулять, – ни-ни… Витёк всё понимал, он страдал, переживал, ему было стыдно. Он каждый день собирался было объясниться с ребятами, завязать. Но по ночам ему снился солнечный зайчик, и жизнь его наполнялась невиданным ранее светом.
***
Идея достать девушке деньги на операцию родилась как-то сама собой. Витя даже не думал об этом, просто в один прекрасный день он понял, что это необходимо. Приближался конец августа. Отдыхающие в массовом порядке собирались отъезжать домой – уже к 1 сентября, по какой-то странной традиции, пляжи Иссык-Куля пустели. Айнагуль сама заводила речь с Витей о том, что он вскоре уедет, потому что у него работа в Москве, и надо поскорей встретиться дома с супругой, по которой Витя, без сомнения, скучает. Витя поддакивал, и ему совершенно не хотелось уезжать. С другой стороны, обострились отношения в бригаде, да и с самим нанимателем – в подробности вдаваться не будем; казалось, вот-вот случится то, что в народе называют «колхозный вариант» – это когда за сделанную работу деньги хозяин так и не платит, обещая «завтра, завтра, завтра».
Вите по-своему везло – он ни разу за всё время пребывания в Долинке не встречался с братьями Айнагуль. Именно поэтому ему так долго удавалось выдавать себя за преуспевающего москвича, приехавшего сюда, на юг, пресытившись всем остальным миром.
Но всему на свете приходит конец.
Айнагуль старалась не выражать эмоций по случаю скорого отъезда Виктора. Вообще у них всё было чинно, достойно. Поговорили с четверть часа под тополями – и разошлись, точнее, Виктор сам с достоинством удалялся (неся с собой очередную порцию фруктов). Шёл вдоль дороги, под шелест пролетающих шин. Но он смутно чувствовал, что девушка рада – даже очень рада их каждодневным встречам, что она ждёт их и боится подумать, что будет, когда Виктору придётся, наконец, уехать из этих мест.
В последний день августа бригадир сильно разругался с заказчиком – тем хозяином-бешбармачником, который работал в таможне. Случилась ругачка и в самой бригаде, мужики понимали, что кому-то из них придётся уйти. Объект близился к сдаче, но чем ближе, тем больше нерешённых вопросов оставалось. И часто – всё чаще – крайним оказывался Виктор. Он, в принципе, мог бы попробовать сгладить ситуацию, разрядить обстановку, но – странное дело! – ему это не очень хотелось. Казалось, он «отбился от рук», и думал в последнее время о чём угодно, только не о работе.
Обозлённый, Виктор зашёл в жилые комнаты заказчика – ведь строящаяся башня примыкала к основному дому, и в этой части здания сейчас не было людей, они старались не появляться лишний раз в зоне стройки. Внимание Вити привлекла роскошная шкура белого барса на стене в одной из комнат – собственно так глубоко в дом заходить не полагалось, но смятение в душе Витька нарушило все возможные запреты и правила. Да, он видел эту шкуру раньше. Она красивая. Но никак не трогала его; подумаешь! – барс, эка невидаль. Сейчас, однако, Витя уставился на неё, и в его голове что-то такое зашевелилось.
Наверное, это был минутный порыв. Если разобраться, он мог бы получить расчёт в бригаде – потенциально, не сегодня, не сейчас, а когда будут улажены все споры и разборки. Но только что бригадир в сердцах кричал ему, что он, Витёк, хрен что получит! И потом в душе оставалась обида на бешбармачника и его отвратительную манеру обращения с рабочими людьми.
Витя аккуратно снял шкуру со стены, расстелил на полу, немного полюбовался. Оценил. Вопрос был в том, как её упаковать и вынести – так, чтобы никто не заметил.
Не зря Виктора считали человеком со сметкой – хотя и раздолбаем… Тщательно уложив барса на дно огромной «челночной» сумки, полинялой и выцветшей, изловчившись в искусстве заметания следов, Витя, не прощаясь (да ну вас всех на фиг!) покинул помещение и очень скоро стоял на остановке на трассе, тормозя транспорт, проносящийся на запад, в Бишкек. С Айнаш он решил – ради предосторожности – не прощаться. Да и зачем? Всё равно через день-два он вернётся и привезёт ей деньги. Много денег. На операцию хватит!
Автобусы никак не хотели останавливаться, видя простого работягу с сумкой. Витя уже стал побаиваться, что его быстро вычислят и нагонят. Но тут, на его радость, возле него остановился дальнобойщик на тяжёлом грузовом «Мерседесе»; водила признал в Витьке «своего», и вопрос с отбытием был решён в два счёта.
Всю дорогу Витя развлекал водителя, чем мог.
***
В Бишкеке он покаялся перед Мариной (надо же было где-то переночевать!) и тем же вечером пошёл «перебазарить» со знакомым с Ошского рынка, сомнительные дела которого были общеизвестны. Торговались. Долго. Ударили в конце концов по рукам. Витёк договорился, что завтра получит на руки обещанные деньги – целых тысячу «баксов»; а надо сказать, что охота на снежного барса в Кыргызстане запрещена, поскольку зверь занесен в Красную книгу, и продажа шкуры его (для последующего вывоза из страны) расценивается как контрабанда. Уже одно это согревало душу Витька, ибо он смутно надеялся, что таможенник не станет официально поднимать шум, чтобы самому не нажить себе неприятностей.
Кстати, за границей шкура снежного барса стоит таких больших денег, что Витя даже не мог представить, каких. Но что ему думать о том, как там у них, в Швейцарии…
В тот же вечер он немного выпил – ну, так, за удачную сделку.
***
Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять… Десять сотенных бумажек с изображением Франклина легли в карман Витька, и на сердце стало спокойно.
***
…Айнаш, как всегда, сидела на солнышке, в тени тополей и ждала проезжающие машины. Только мало было машин в сентябре, и никто не хотел останавливаться. Айнаш предлагала и сливы, и немного ягод – но редкие автомобили со свистом проносились мимо, и долго ещё вдали слышалось завывание их разгорячённых моторов.
Витёк подъехал на такси – честно говоря, ради понта. Не мог же он, в самом деле, будучи богатеньким отдыхающим из Москвы, придти на последнюю встречу пешком. Иначе Айнаш – упаси Бог! – что-нибудь бы да заподозрила… Деньги на такси у него были из последних; оставалось ещё только на билет до Бишкека, где, как он надеялся, можно будет затеряться и хоть какое-то время не встречаться с ребятами из бригады. А то, глядишь, и морду набьют!
Айнагуль услышала его издалека. Как она поняла, что едет он? Она встала. Волнуясь, подошла к дороге. Виктор вышел из такси («Слышь, братан, подожди пять минут, сейчас обратно на автовокзал поедем»), стал перед слепой девушкой. Где вы были? – Ну, так… Дела кой-какие, бизнес, понимаешь ли… – Вы уезжаете? Совсем? – Мне придётся, ты же знаешь… Помолчали. Я, это, ну как бы сказать, вот помочь хотел немного… Тут вот деньги – ну как бы за все фрукты, что будут ещё, там должно хватить на операцию. – Операцию?! – Операцию… Ну, то, о чём мы говорили… Понимаешь, в Бишкеке есть клиника знаменитого доктора Исманкулова, называется «Микрохирургия глаза». Я, там, короче, у знакомых поспрашивал (вот, блин, чуть не сказал «у знакомых в Бишкеке!»). Ну, вот он… Ну, не знаю, он должен, типа, такие операции делать. А денег тут хватит.
Ты будешь видеть.
Я не могу взять у вас эти деньги! – Айнаш, пойми… Это, будем считать, прибыль от моей операции с фруктами. У меня, знаешь, сколько ещё денег осталось! Ого-го!.. А это – так, типа маленький презент, в благодарность за общение, за то, что ты такая прекрасная девушка… Прямо как солнечный зайчик…
Молчание.
Я не могу взять.
Айнаш! – Виктор злится. – Мне надо уезжать! Вон машина ждёт! Короче, это только на операцию, больше ни на что. Если хочешь, давай договоримся: я приеду на следующий год, и ты мне отдашь, будешь здоровая, зрячая, заработаешь – и отдашь все эти деньги. Договорились? Пусть это я тебе как бы в долг даю. Договорились? В долг взять можно! Никто никому не обязан – ни я тебе, ни ты мне!
Молчание. Она держит в руках деньги.
Это не сомы… Сомы на ощупь не такие… Это русские рубли? – Да, типа рубли. Эй, братан, не нервничай, сейчас поедем! Слышишь, Айнаш, мне пора ехать! Айнаш, Айнаш, что с тобой! Не молчи!
Она смотрит на него невидящими глазами, тянется к нему лицом. Хочет почувствовать его образ? Запечатлеть? Он также смотрит на неё. Может быть, прикоснётся… Ну что ты, братан! Я же сказал – едем! Айнаш, мне пора. Ну, не переживай. Всё будет хорошо. Передавай привет братьям.
***
Его взяли на автовокзале, тут же, на Иссык-Куле. Просто милиционер подошёл и попросил показать паспорт; а паспорта-то и нету! В отделении долго выясняли – кто и откуда. Потому дежурный звонил, куда надо, обрадованный, сообщил, что «задержал того самого»…
Вскоре приехал таможенник со своими людьми (хорошо, хоть ребят из бригады не было). Громко что-то кричал, что-то требовал. Витя плохо понимал, что происходит. В конце концов он уразумел, что есть заявление, будто он украл в доме у таможенника десять тысяч долларов. «Чего-чего?..» – испуганно пролепетал он.
Шкура барса?.. Какого такого барса?! Никакого барса не было! Барс – это контрабанда! Просто вот этот урод (указывает на Витька) у меня все деньги унёс! Пусть возвращает! Мы таких, как ты, знаешь, сколько переломали!
Деньги где, сволочь?!
Деньги возвращай!!!
***
Витю били. По почкам. Сломали нос. Витя плакал. Его потом долго лечили в тюремном лазарете.
***
…Они с друзьями целый день пили. Грязные, вонючие, устроились на пляже в дикой зоне – и пили. Хорошо ещё, что сезон уже кончился. Ментов нет. Отдыхающих нет. Можно расслабиться. Водочки попить. Только, блин, денег, как всегда, не хватает…
Заросший, в драной одежде, Виктор сидел с друганами на песке и заливал им про то, как катался в Швейцарии на лыжах на зимнем курорте. Ему, понятное дело, не верили. Витёк кипятился, доказывал, что у него когда-то был бизнес в Москве, и съездить в Европу – ему было раз плюнуть.
В конце концов стемнело.
Бомжи решили сложиться и наскрести хоть на самую дешёвую бутылочку. Долго считали и пересчитывали мелочь. Потом бросили жребий – кому идти за водкой. Выпало Вите. Он встал и, чертыхаясь (всё тело болело!), побрёл по песку и через прибрежные заросли в ближайший магазинчик. Этот участок Иссык-Куля, в принципе, был не такой уж и знакомый; по крайней мере, в здешних торговых точках Витьке пока бывать не приходилось. Лишь бы не выгнали. Хотя… У меня есть деньги! За что вы будете меня выгонять?! Куплю и уйду. Друганы ждут…
Уже почти в полной темноте он вышел на дорожку, ведущую к дальним сельским домикам. За спиной блестел Иссык-Куль. Видны были – если обернуться – блики от луны на волнах и множество огней на том берегу залива, отражавшихся в воде. Там шла сплошная череда пансионатов. Но Витёк не стал оборачиваться. Он и так слишком многое видел в жизни.
Вскоре на окраине села показался магазинчик. Это было что-то типа павильончика, заходить внутрь не нужно было, прилавок выходил прямо на улицу, возле него топталась пара пацанов, выпрашивая у продавщицы сигареты. Продавщица была одна, и её силуэт хорошо просматривался на фоне заставленных, ярко освещенных полок с нехитрой бакалеей и спиртным. Продавщица что-то сказала пацанам, и тех как ветром сдуло; продала им сигареты, не продала? – отсюда было непонятно.
Витёк, хромая, подошёл к магазинчику, зажав в руке заветные сомы, собранные его друзьями. Осмотрелся, разглядывая мутным взором бутылки за прилавком; продавщица меж тем отвернулась, что-то записывая в журнале учёта покупок.
– Я Вас слушаю! – внезапно сказала она, выпрямившись и поворачиваясь лицом к новому покупателю.
Некоторое время Витя тупо смотрел ей в глаза. Она, в свою очередь, смотрела на него – терпеливо, без всякого презрения, без важности, без злости.
Она смотрела на него.
Она видела его.
И в её глазах играли солнечные зайчики.
Хмель медленно сходил с Витька. Начиная соображать, он молча топтался у прилавка, не решаясь произнести ни слова. В его вмиг вспотевших ладонях всё ещё были зажаты несколько грязных, ветхих купюр.
– Я Вас слушаю, – тихо повторила девушка, и тут Витёк развернулся и побежал.
Он бежал прочь, страшась оглянуться назад, бежал туда, откуда пришёл, – по направлению к Иссык-Кулю, бежал в темноте, и ветки деревьев хлестали его по неумытой, замызганной физиономии.
Деньги мешали ему, и он даже не знал, где и когда они выпали из рук – может быть, тогда, когда он пытался защититься от ветвей, от кустов, от всей, налившейся грозой, атмосферы.
Наконец он выбежал на песок. Он был один на этом безмолвном пляже, и перед ним чёрным, безбрежным пятном расстилалась вода.
Витёк сел, задыхаясь, и закрыл лицо руками. Он так сидел и сидел, ни о чём не думая; он просто пытался унять дрожь в руках и дрожь в сердце.
Наконец он медленно поднял голову. Перед ним был Иссык-Куль. Лунная дорожка по-прежнему тихо отсвечивала на воде, отливая серебром; на той стороне залива по-прежнему сияли огни пансионатов, и их отражение в озере казалось загадочным и прекрасным. Где-то далеко на горизонте маячил одинокий огонёк какого-то крошечного судёнышка.
Витя сидел и смотрел на огни – будто увидел их впервые.
Иссык-Куль – г. Бишкек
***
ОГОНЁК В НОЧИ, или В ЧЁМ БЫЛ ПРАВ ЧИНГИСХАН
Однажды по степи шёл одинокий путник. Вечерело, а вскоре и наступила ночь. Ночь была такая, что хоть глаз выколи – ни луны не видно, ни звёзд, вообще ничего. Кромешная темнота. И путник, грустный, с тревогой всматривался куда-то во мрак в надежде заметить хоть какое-нибудь светлое пятнышко.
И вскоре таковое появилось. Крошечный – из-за расстояния – огонёк вспыхнул на горизонте, вселив в сердце путника надежду. Путешественник направился на свет. И чем дольше он шёл, тем сильнее преисполнялся благодарности к неведомым людям, показавшим путь всем, кто нуждался в поддержке.
«Ах! – думал путник. – Дойду и поклонюсь в ноги хозяевам огонька. Скажу, что предан буду им до конца жизни».
Итак, он шёл и шёл, а огонёк помаленьку всё увеличивался в размерах.
Почти всю ночь брёл путник, понимая, как искажает расстояние до цели голая степь. Он терпел и не роптал. Но, с другой стороны, боль в глазах, появившаяся со временем, постоянно давала о себе знать. И мало того, она с каждым пройденным километром увеличивалась.
Уже и слезиться стали глаза, и резь не давала смотреть, мешая всё время держать в поле зрения заветный ориентир. Но путник шёл, превозмогая невзгоды, и не было в мире силы, способной остановить его.
Вот уже – чуть ли не под утро – и приблизился, наконец, источник света. Уже стал хорошо заметен он. И подойдя поближе, и поняв всё, путник ахнул: перед ним возвышался металлический каркас какого-то возводимого здания, может быть, будущего цеха, и сварщик, ночной трудяга, работал в маске, сваривая конструкцию из железных ферм.
Впрочем, разглядеть этого сварщика оказалось совсем не просто… Глаза путника, нахватавшиеся за ночь ультрафиолета, уже почти не могли видеть. Разгневанный, обиженный, чувствующий себя обманутым, путник возжелал примерно наказать обидчика. И попросту дать ему в лоб.
Но сварочный огонь уж и погас почему-то. Приблизившись, наш путник сумел узреть несчастного сварщика, лежавшего на земле, и очередь – длинную очередь из людей, каждый из которых, подняв бедолагу, отвешивал тому затрещину и вновь валил наземь. Наш путник встал в самый конец. Немного погодя он узнал, что всё это значит, – очередь состояла из многих одиноких путников, как и он, шедших всю ночь на свет. Из разных концов великой бесконечной степи…
***
Вывод: прав был Чингисхан, ненавидевший стационарные здания. Любым постройкам он предпочитал юрты.
***
Другие рассказы автора можно прочесть здесь:
http://wwwriters.0pk.ru/viewtopic.php?id=84#p123
Редактор страницы Н. Тимохин