Тридцатилетию трагедии на ЧАЭС посвящается…

Пронзительный телефонный звонок в клочья разорвал ночь, полностью разогнав сон. Подполковник Тесенко резко сел в кровати и глянул на настенные часы.  Полвторого ночи. Точнее: один час и тридцать одна минута. Что случилось???
Телефон разрывался так, словно хотел разбудить не только весь дом,  но и Новосибирск. Тесенко, вскочив, накинул халат и надел  тапки. На его рабочем столе находилось три телефона. Один городской, второй обеспечивал связь с его частью, а третий, самый главный – являлся прямой линией  со  штабом округа. Звонил он в доме подполковника крайне редко, так как все разговоры по нему были засекречены и велись только на службе. А чтобы этот телефон зазвонил вот так, среди ночи, такого Тесенко  что-то не припоминал.
На другом конце провода с подполковником  разговаривал только его друг, с которым они вместе заканчивали учебку в Москве, полковник Рымарев. Это он перетянул Тесенко в Новосибирск, когда сам получил распределение в Сиб ВО. И теперь они дружили семьями. К тому же у Тесенко была молодая жена, все-таки на восемь лет разница. Но её не сильно-то растревожил телефонный звонок. Она лишь что-то промычала и перевернулась на другой бок. К готовностям и учениям ей не привыкать.
Прежде чем схватить трубку третьего телефона, на  котором еще и тревожно горела красная лампочка, подполковник многое передумал. «Что стряслось? Неожиданная  ночная готовность номер один – вряд ли. Меня все равно бы предупредили заранее о её возможном проведении. Учения? Исключены. Впереди запланированные ракетные стрельбы на полигоне в Казахстане, через месяц. Что тогда???»
- Слушаю, подполковник Тесенко,  - вполголоса сказал трубку мужчина, рискуя разбудить в столь позднее время своих двоих  ребятишек.
- Виктор Степанович, - на другом конце провода звучал резкий и уверенный голос Рымарева.  – Тревога!!! Готовность номер один полному боевому расчету округа в противогазах… Я за тобой выслал свою машину, она через пять минут будет у твоего подъезда. В сопровождении у тебя будет уазик с двумя бойцами.   Ты меня слышишь? Как понял?
- Есть товарищ, полковник! Разрешите уточнить, а что случилось и каковы мои действия?  - по-военному ответил Тесенко.
- Да брось ты, Степаныч, мы не на службе. Веришь, нет, сам не знаю. Пришел приказ из Москвы, поднять по тревоге все округа ПВО  с использование средств химической защиты. Все засекречено. Только известили, что произошел какой-то взрыв четвёртого энергоблока  Чернобыльской атомной электростанции.
- Электростанции…Чернобыльской? А где это?
- На Украине, рядом с границей Белоруссии…
- Так, может, это диверсия, взрыв? Или американцы что-то сбросили,   -   проговорил Тесенко.
-Ты что, Виктор! Сам же знаешь, там стоят такие комплексы ПВО, с двойной защитой, которых у нас тут никогда не было и не будет, слава Богу,  - возразил полковник. Нет, брат, это ЧП! ЧП советского масштаба… Я прибуду чуть позже. Начинайте без меня!
«А что начинать-то?», - перебирая в памяти весь этот разговор, сам у себя спросил подполковник, садясь в поданную к его дому машину. 
Весь этот разговор занял считанные минуты и вот уже черная «Волга», следовавшая за военным УАЗиком, уносила Тесенко за городское кладбище, где недалеко от остановки автобуса находился штаб воинской части зенитно-ракетных войск ПВО. А  глубоко в лесу располагался её командный пункт  с которого  и велось наблюдение за дальней воздушной обстановкой противника.
                                           2
- Планшетист!!! Тимо-о-о-хин!!! Готовность номер один полному боевому расчету!!! Строиться в противогазах в оперзале!!!
Около двух часов ночи, я, находясь в своей дежурке, небольшой комнатке, размером меньше кухни, расположенной сразу за планшетами дальней воздушной обстановки, услышал голос оперативного дежурного и сразу встрепенулся.
В конце апреля моего дембельского тысяча девятьсот восемьдесят шестого года у меня было отличное настроение. Я уже двумя ногами был у себя дома в Семипалатинске. Мне представлялся пляж, полный молодых девушек, а также приемная комиссия пединститута, в который  я мечтал поступать после службы.  И мне уже  не хотелось думать про армию, и к тому же, про какую-то  готовность, да еще и в противогазах. Мы их надевали-то  пару раз на учениях, и то ненадолго. Иногда прапорщики особо провинившихся солдат, тех, кого они ловили нетрезвыми, заставляли полуприсядью кружить в них по плацу. А сейчас был особый случай!  Хотя по уставу, противогаз  всегда должен висеть  на плече  у солдата.
Но, как говорится, не надо учить дембеля подниматься по готовности. Я надел как положено маску противогаза и, выскочив в коридор, ведущий в оперзал, едва  не столкнулся с другими солдатами нашей смены сокращенного боевого расчета, спешащими по тревоге туда же, куда и я. А в это время уже завыла сирена. И заработал радиолокатор обнаружения -  такая большая крутящаяся вокруг своей оси тарелка.
Оперативный дежурный провел с нами короткий инструктаж, который мы уже знали наизусть, и быстро отправил по рабочим местам. Я и  два моих  сменщика, которые прибыли по тревоге с автоматами, захватив и мой, разместились за большими планшетами, сделанными из оргстекла, которые от пола до потолка, полукругом охватывали почти весь оперзал. На них мы цветными мелками сопровождали цели (рисовали  в квадратах траектории  полета самолетов) и принимали сообщения по наушникам от радистов. Где в то время были остальные солдаты,  не входившие  в сокращенный боевой расчет, мы узнали только вечером. Их всех держали на плацу с автоматами и противогазами.
В  оперзале, тем временем,  события  развивались совсем по-другому. За какие-то минуты в него набилось сразу столько офицеров, сколько я никогда не видел в одном помещении! Причем, там были кроме нашего  подполковника Тесенко, только полковники и  генералы! Это было интересно наблюдать. К тому же работы у нас не было. Цели мы не сопровождали. Просто смотрели  на то, как офицеры звонили по внутреннему телефону и о чем-то тихо переговаривались.
Через несколько часов объявили готовность номер два, и кое-кто из генералов – разъехались. А к обеду и вообще дали отбой тревоги, и мы все вернулись к своей будничной службе, лишь вечером узнав о том, что произошел взрыв на атомной электростанции, где-то на Украине. Очень далеко от Сибири, и никаких угроз для данного региона это не составило.
Через месяц  у нашей части было важное стратегическое мероприятие, это учебные стрельбы на военном полигоне в Казахстане. И поэтому про взрыв в далекой Украине, по сути, никто и не вспоминал. Я был послан на этот полигон в районе станции Сары-Шаган. И до сих пор помню, как ракеты по настоящему поражали цели на большой высоте.
Но, по приезду домой после службы,  в Семипалатинске, я снова вспомнил про аварию на ЧАЭС. Оказывается, под видом переподготовки военнообязанных граждан, в области давно уже шла мобилизация мужчин на Украину, для устранения последствий аварии. А наши граждане как никто другой, на себе испытавшие последствия атомных взрывов на Семипалатинском ядерном полигоне, с его необратимыми для здоровья последствиями, вызывающими прежде всего рак и заболевания щитовидки, сочувствовали жителям зараженных районов Чернобыля.
Вспоминаю то, что взрывы на нашем полигоне производились чаще всего почему-то по воскресеньям. Причем поутру, когда все еще спали, часов в восемь. Лежишь в постели и чувствуешь, как она медленно, но ощутимо раскачивается. И ты ждешь, когда это прекратится. Я тогда жил  в квартире на пятом этаже, и часто было слышно, как тихонько звенит посуда в серванте.
Мне  всегда нравилось  ездить поездом. Когда ночью поезд стоит на разъезде, а потом локомотив сильно дергает состав и ты на полке покачиваешься… Вот такое чувство и было у меня, когда по утрам шевелилась подо мной кровать. Все как в поезде. В поезде смерти.